Начиная рубрику с таким названием, мы хотим представить Вашему вниманию истории людей с ограниченными возможностями, рассказанные «от первого лица». Многие из нас ищут ответы на вопросы, пути решения проблем. Не секрет, что часто простые жизненные истории могут дать намного больше, чем серьезные научные исследования. Живой пример убедительнее теории.
В рассказе, который мы предлагаем Вам сейчас, большое место занимают проблемы, с которыми сталкиваются большинство детей-инвалидов: общение со здоровыми сверстниками, получение качественного образования. На наш взгляд, автору — Юлии Бельлденковой — удалось во многом решить их для себя. Несмотря на то, что многим она обязана помощи и поддержке окружающих ее людей, главную роль в этом играет собственная целеустремленность Юлии и желание идти вперед — по своему пути…
Витать в облаках не вредно...
и по твердой земле...
Всё началось, пожалуй, двадцать с лишним лет тому назад. Именно тогда я появилась на этот белый свет. Я была первым и очень желанным ребёнком в семье. Родители очень мечтали о дочке. Но их радости сразу же суждено было омрачиться. В результате тяжелых родов, продолжающихся более суток, я родилась полумертвая, с жуткой гематомой на голове. Меня откачали, но врачи не питали по поводу меня никаких иллюзий. Целую неделю они ходили за мамой и уговаривали ее отказаться от безнадежного ребенка. Однако она не поддалась никаким уговорам. Дальше следует бесконечная череда больниц и санаторий, где умные люди в белых халатах продолжали утверждать, что из меня не выйдет никакого толка. И постоянно они наталкивались на стойкое сопротивление моей мамы.
Шло время, я росла, потихоньку научилась ползать, более-менее говорить, потом как-то ходить.
И уже в детском саду — так я называю 65-й санаторий для детей с ДЦП — сохранность моего интеллекта ни у кого не вызывала сомнения. Правда, я была там самым тяжелым ребенком со своей смешанной формой, и каждый вечер со мной гулял кто-нибудь из родных, приезжавший специально для этого. Помню, как несколько раз маме даже приходилось брать собой двухлетнего брата, которого не с кем было оставить дома, поскольку все работали. Санаторий я не любила, каждый понедельник после выходных приезжала туда с жутким рёвом. Я так нервничала, что у меня поднималась температура. Пару-тройку раз мне удалось провести медсестер, и предстоящую неделю я счастливо и спокойно проводила в кругу своей семьи. Но потом меня все же раскусили и вообще перестали ставить мне градусник в день прибытия.
Однако кроме негативных моментов, конечно же, было и много положительного, что занимает у меня в памяти намного больше, чем первые. Признаться, уже в школе я начала скучать по своему детскому саду, по медсестрам, врачам, санитаркам, а в особенности по воспитательницам. У нас в группе были две воспитательницы, обе Нины: одна Григорьевна, другая — Степановна. В силу своего столь юного возраста я сравнивала их со сказочными героями. Нина Григорьевна у меня была котом Леопольдом — очень тонкая, чуткая женщина пожилых лет, безумно любящая кошек. Нередко она даже собирала наши объедки для своих бездомных «кошечек», как она всегда их называла нежным, мягким голосом. Ещё она любила заводить нам детские пластинки и сама подпевала, ну точь-в-точь как кот Леопольд! Кстати, в условиях тогдашнего времени Перестройки и как следствие дефицита проигрыватель то ли ремонтировал, то ли сам делал (сейчас точно не помню) мой папа. Конечно, после этого ко мне стали относиться еще лучше.
Но мне почему-то больше нравилась Степашка, такое прозвище я дала Нине Степановне. Она была темпераментна, очень жива, представляя собой как бы контраст по сравнению с Ниной Григорьевной. Часто она читала нам на ночь книги, особенно помню сказку про «Ивана Царевича и Серого волка»! Забавно, но иногда она мне напоминала также Ивана Царевича, по крайней мере, она так же ловко укрощала непослушных ребят, как и царевич — Серого волка. Ну ладно, это так, детские воспоминания…
Обе воспитательницы испытывали ко мне симпатии. Я очень любила заниматься — лепить, рисовать, что-то клеить, хотя руки были не особо развиты. Очень легко учила стихи. Видимо, тогда у меня зародилась любовь к поэзии.
Но больше всего на свете я мечтала пойти в школу! Если совсем честно, я просто не могла понять, почему все взрослые такие несчастные? Ведь они закончили школу и должны были знать всё на свете! А значит, они могли перевернуть мир, сделать его удобным для себя. Так я размышляла в восемь лет. До сих пор я помню момент, когда меня забирали из сада в последний раз, навсегда. Он сейчас стоит у меня перед глазами. Это распахнутые зелёные ворота сада, к которым я направляюсь, периодически оглядываясь и махая стоящей у окна методистке, и при этом думала: «Ну, наконец-то школа! Теперь-то я узнаю ВСЁ!»
Однако десять школьных лет не были такими уж гладкими, хотя особенно и жаловаться-то тоже не на что. Моя первая учительница только год назад до того, как мне пойти в школу, окончила пединститут, и наш класс был у неё первым. Можно себе представить, как ей было трудно, отработав в школе, еще обучать меня на дому. Впоследствии мы узнали, что она поначалу со слезами умоляя завуча передать надомную ученицу кому-нибудь другому, так как она плохо понимала мою речь. Та, будучи человеком опытным, заботливо утешала ее, уговаривая потерпеть, убеждая в том, что она привыкнет. И действительно, вскоре Елена Анатольевна ко мне привыкла, мы стали заниматься без мамы. Два года она ходила ко мне и столько же психологически подготавливала класс для встречи со мной, регулярно обо мне что-то рассказывая. Во втором классе я написала первое стихотворение в своей жизни. Вернее, даже не стихотворение, а полустихотворение. Потом как я ни пыталась написать что-то еще, у меня ничего не выходило. Так продолжалось несколько лет…
Третий класс. Я впервые пошла в школу. Ребята встретили меня очень дружелюбно. Помню, на протяжении всего учебного года я периодически приносила домой кучу гостинцев от ребят: кто яблочко даст, кто печенье… Трудно было каждый день ходить в школу, особенно зимой, да еще во вторую смену. Еле-еле успевала делать уроки.
Дальше пятый класс. Разные этажи, кабинеты, учителя. Маме приходилось целыми днями дежурить в коридоре, чтобы переводить меня с урока на урок. Дома уроки до часу-двух ночи. Кроме того, возник конфликт с учительницей русского языка и литературы: она не понимала мою речь, не разбирала мой почерк и вообще, по ее мнению, я должна была учиться в спецшколе. В таких условиях мама выдержала всего лишь четверть, а потом настояла на том, чтобы я согласилась опять сесть на надомное обучение, оставив только историю и немецкий язык — я все-таки очень хотела общаться с ребятами. Мы хотели заменить учительницу русского и литературы, но у нас ничего не получилось. И как оказалось, к счастью. Ненависть почти сразу же сменилась любовью, причем обоюдной. Зинаида Ефимовна так мастерски преподавала литературу, что и в театр ходить не надо было. До сих пор с восторгом вспоминаю случай, когда она так чувственно, проникновенно рассказывала о каком-то произведении, а в следующий раз, спрашивая мое мнение о прочитанном, сказала: «Не очень интересно, правда?». А как она читала стихи! Неудивительно, что в восьмом классе все мои впечатления в виде рифмованных строчек полезли на бумагу. Вернее, сначала они представляли собой текстовый файл, поскольку к тому времени тетрадку с ручкой я сменила компьютером и принтером, иначе со своим медлительным письмом ничего бы не успевала. Зинаида Ефимовна читала мои опусы с доброй иронией, отмечая все шероховатости. Она считала, что это может быть у меня временным, и я все перерасту. «Так часто бывает», — говорила она. Все может быть. Но тогда я была довольно тщеславна, вечно витала в облаках. Впрочем, я и сейчас не прочь полетать. Но тогда особенно. Нередко я слышала от взрослых призыв: «Юля, спустись на грешную землю!». Однако Юлька ну никак не хотела туда спускаться. Кем только она себя не воображала, какие только планы на будущее не строила! Мечтала стать поэтом, тем более что Вера Васильевна, учительница, заменившая в девятом классе Зинаиду Ефимовну, к моим стихам относилась отнюдь не так строго и иронично, как ее предшественница. Единственными строгими моими критиками были родители, особенно папа. Будучи серьезным человеком, он замечает малейшую шероховатость.
А что до Веры Васильевны, то, хотя она и не умела читать стихи так чувственно, как Зинаида Ефимовна, зато она была сильна в русском языке, а уроки литературы из ярких театральных представлений превратились в философские рассуждения. Именно они стали одним из многочисленных факторов, повлиявших на мой дальнейший путь.
Кроме родителей и учителей значительную роль в моем воспитании играла бабушка. Теперь, когда ее нет на этом свете, оглядываясь назад, я сравниваю ее с пушкинской Ариной Родионовной. Со своими четырьмя классами образования она знала огромное количество песен, пословиц и поговорок, и при разговоре всегда умела ловко ввернуть что-нибудь из своего запаса. Она научила меня любить природу, предлагая своей маленькой внучке послушать «разговор» травы. Это была женщина с врождённой интеллигентностью, которую она пыталась привить и нам, своим внукам. Удалось ей это или нет, покажет время.
…Одиннадцатый класс. Через год закончу школу, надо куда-то идти учиться дальше. Но куда? Меня интересовало все: от математики и физики до истории и обществознания. Я на распутье. Чисто случайно в декабре мама встречает свою знакомую, и в разговоре та советует ей в качестве одного из вариантов подходящих для меня ВУЗов… МГУ имени М.В. Ломоносова. Естественно, мама отнеслась к этому немного скептически, хотя эта мысль засела у нее где-то в глубине. Однако несколько дней спустя мама, опять же чисто случайно, увидела по телевизору объявление о Дне Открытых Дверей, который должен был состояться в МГУ. И ради интереса мы поехали туда. Главное Здание оставило во мне неизгладимое впечатление. Я чувствовала себя девочкой из глубокой провинции. Немудрено, ведь последние четыре года я месяцами не вылезала на улицу, все время уходило на учёбу. Бродя между рядов столиков различных факультетов, у меня просто разбегались глаза, мне везде хотелось учиться. И вдруг мой взгляд наталкивается на табличку с названием «философский факультет». С этого момента для меня существовала только эта табличка, которая магнитом притягивала к себе. Маме просто пришлось подвести меня к столику философского факультета, поскольку я уже никуда не хотела идти. Из трех отделений, обозначенных на табличке, я без колебаний выбрала религиоведение. От женщины, представляющий факультет и оказавшейся заместителем декана, мы узнали, что День Открытых Дверей на факультете будет в этот же день. Недолго думая, мы пошли на факультет. Декан, которого мы посетили после собрания, воспринял мое намерение стать одной из студенток весьма оптимистично. Выяснилось, что существуют льготы, позволяющие мне поступить вне конкурса при сдаче всех экзаменов на положительные оценки. Это был поворотный день в моей жизни. И хотя папа воспринял мое желание весьма скептически, я была настроена решительно.
Дальше следуют самые трудные полгода в школе. К школьным урокам прибавилась подготовка к вступительным экзаменам. Я буквально разрывалась на части, ведь мне пришлось фактически проходить всю историю и обществознание заново, ибо в моем надомном обучении этим дисциплинам уделялось меньше всего времени. Помимо этого я практически самостоятельно изучала алгебру и геометрию, так как учительнице было некогда ко мне ходить. По сути дела, мы с ней общались через маму, которая относила в школу решенные задачи, а взамен получала новые задания. С алгеброй я всегда дружила, а вот с геометрией приходилось туго. Порой на решение одной геометрической задачи я убивала целый день. При таком ритме учебы силы мои были на исходе. Видя это, мама и большинство учителей советовали мне не торопиться с поступлением, отдохнуть годик. Я сопротивлялась, так как знала, что за год я расслаблюсь, и потом будет тяжело собраться. Точку в этом споре поставила поддержавшая меня учительница немецкого языка. В итоге с тремя тройками и одной четверкой я была принята в первый университет России.
Началась новая жизнь. Мне заново надо было учиться общаться с людьми. Вначале на нас с мамой смотрели косо, без конца спрашивая, учится ли мама, и удивлялись, получая отрицательный ответ. Затем все привыкли. И постепенно я вливалась в коллектив.
Когда я училась на первом курсе, у меня появился доступ в Интернет. Я обрела возможность общаться с окружающим миром, не выходя из дома. С самого начала меня привлекали чаты. На своих первых летних студенческих каникулах я создала сайт, куда поместила свои стихи.
В настоящее время я закончила четвертый курс. А благодаря своему сайту я знаю, что есть люди, которым нравится то, что я пишу. И это служит мне неплохой опорой для дальнейшего творчества и борьбы в этой непростой жизни.
Переживая школьный период изоляции, я мечтала найти людей, похожих на меня, которые понимали бы меня с полуслова. Поэтому сейчас, когда я вжилась в мир Интернета, когда я могу видеть реакцию людей на мое творчество, я думаю о тех людях, которые не имеют этой возможности. Но я понимаю, как важно для них оценка их трудов. И это понимание породило идею создать сайт, посвященный литературному творчеству людей с ограниченными возможностями. Приглашаю всех вас прогуляться под безоблачным «Небосводом надежды» — так он называется. Адрес: http://nebosvodnadeshdy.narod.ru
Я очень признательна фонду «Филантроп», поддержавшего мою идею и предоставившего мне необходимую информацию.
Комментарии (1)