Идеальная чистота

Хмурое зимнее утро. На столе тихонько тикают часы, показывающие четверть десятого. Рядом на кровати, тяжело дыша, лежит старый дед

Фёдор с испещрённым глубокими морщинами лицом, с тусклыми, неживыми глазами. Он думает о своей подошедшей немощной старости и о том, как всё же нелепо устроено, что человеку приходится доживать жизнь так, как он

Дед Фёдор живёт с сыном Анатолием, со снохой Екатериной и девятилетним внуком Алёшей. И хотя никто из близких никогда не сказал ни одного грубого слова, он всё сильнее и сильнее чувствует себя лишним, никому не нужным в семье. По вечерам и выходным, когда сын со снохой бывали дома, он всё реже стал выходить смотреть телевизор, чтобы не нарушать того устоявшегося склада жизни по другую сторону своей маленькой комнатки.

Очнувшись от этих невесёлых дум, дед Фёдор поглядел на часы и хотел было вставать, готовить себе завтрак, но тут же вспомнил, что сегодня суббота и никто, должно быть, ещё не проснулся. Поэтому дед Фёдор повернулся на другой бок, укрылся лучше одеялом и закрыл глаза.

Старик думал, как бы было хорошо, если бы он умер. У внука бы появилась отдельная комната. Сноху перестала бы нервировать его медлительность. А там, глядишь, и взаимоотношения в семье улучшились бы.

Прошло ещё с полчаса. Дед Фёдор встал, подошёл к двери, приоткрыл её и выглянул в коридор.

Коридор был пуст. Только из-за двери ванной комнаты просачивался свет.

«Ага, Толя уже проснулся, – подумал дед Фёдор. – Значит, и мне можно вставать».

Ел дед Фёдор всегда в своей комнатке. Разогревать себе пищу он старался, когда на кухне никого не было. А после того, как он нечаянно разбил тарелку, ему страшно стало подходить к фарфоровой посуде.

В этот субботний день Анатолий с Екатериной, как обычно, занимались уборкой в квартире. Они со скрупулёзной тщательностью протирали мебель, стараясь не оставить ни единой полосочки, ни единого пятнышка на полировке. Затем с такой же остервеневшей оголтелостью они бросились пылесосить и мыть пол. Словно от этого зависело всё их существование.

Дед Фёдор с грустной усмешкой смотрел на сына и сноху и думал, что если бы он сейчас случайно попал кому-нибудь под руку, то его бы с такой же быстротой переставили или вообще выброси -ли, как отслуживший своё время инвентарь.

Когда день близился к концу и зимние, незаметно подошедшие сумерки уже сгущались, дед Фёдор сидел в кресле, смотрел по телевизору чемпионат мира по хоккею и маленькими глоточками пил горячий чай. Рядом сидел Анатолий, тоже смотрел телевизор и краешком глаза поглядывал на своего постаревшего отца.

Дед Фёдор так увлёкся хоккеем, что и не заметил, как его старческая уставшая рука, державшая кружку, мало-помалу стала опускаться на подлокотник кресла.

Анатолий не выдержал и, отчётливо произнося каждую букву, сказал:

– Осторожно, папа, полировку горячим испортишь.

Дед Фёдор встрепенулся, испуганно взглянул на Анатолия, поднялся с кресла и побрёл к себе в комнату..

Через некоторое время в комнату к деду Фёдору зашёл внук с ранцем в руке. Он бережнее, чем когда-либо, поставил ранец на стол, раскрыл и вытащил из него маленького, взъерошенного, трясущегося от холода котёнка. Мальчик поднёс котёнка ко рту и принялся своим горячим дыханием отогревать его замёрзшие лапки.

– Дед, а дед, – сказал он, – можно, котёнок у тебя поживёт?

– Ну что ж, пускай поживёт, – лёжа на кровати, слегка улыб -нувшись, ответил дед Фёдор. – Мне с ним будет веселее!

Внук обрадовался и, поглаживая указательным пальцем котёнка по головке, прошептал:

«Хороший котик, хороший!»

Потом Алёша сходил на кухню и принёс для котёнка селёдку.

Но дед Фёдор сказал, что кошкам, особенно котятам, солёного давать нельзя. Тогда Алёша снова пошёл на кухню и вернулся с блюдечком молока. И котёнок сразу же припал к молоку.

Вдруг дверь с шумом открылась, и в комнату влетела разгорячённая Екатерина. В её испуганных глазах лихорадочно мерцала вспышка злости. Она с ненавистью взглянула на котёнка, затем бросила взгляд на сына и закричала:

– Опять котёнка какого-то паршивого в дом приволок! – голос её сорвался, и она заверещала что было мочи. – Ты же обещал никого из живности в дом не носить!

– Мама, можно, котёнок побудет хотя бы до утра? – робко спро сил Алёша. – На улице холодно, градусов около двадцати пяти. Котёнок может замёрзнуть.

– Нет!.. Нет!.. Нет!.. – истошно завопила Екатерина. – Ты не можешь без своих идиотских выходок! Вот уже несколько лет подряд я мечтаю хотя бы один день прожить спокойно, без нервов! Вы с папой доведёте меня когда-нибудь до гроба! Каждый день придумываете какие-то новые каверзы, чтобы нарочно меня позлить!!!

Сказав ещё что-то невпопад, Екатерина схватилась руками за голову и в истерике убежала жаловаться Анатолию на Алёшу.

Пять минут спустя перед Алёшей предстал отец. Он молча снял с себя ремень. Алёша безропотно обнажил своё мягкое место и лёг животом на табуретку.

– Папа, не бей меня! – взмолился он. – Я унесу куда-нибудь котёнка.

– Ладно, не буду, – согласился Анатолий. Но всё же он пару раз стегнул жгучим ремнём Алёшу для профилактики.

После этого Анатолий с раздражением вздохнул и, пронизывая сына повелительным взглядом, сказал:

– Только сейчас же его унеси. Ты понял? Сейчас же!

Алёша поднялся, натянул штаны, взял на руки котёнка и в сопровождении отца вышел из комнаты.

Дед Фёдор остался в крайнем недоумении невозмутимой жёсткостью Анатолия. И вдруг ему почудилось громкое, пронзительное мяуканье. Дед Фёдор со страхом огляделся. В комнате, кроме него, никого не было. Необычайный ужас проник до глубины костей, словно мяуканье это донеслось из-под земли.

Придя немного в себя, дед Фёдор вспомнил, что когда-то давным-давно у них была кошка по имени Анфиса, вспомнил, как она любила сидеть у него на коленях и певуче мурлыкать, как бы желая передать свою кошачью гармонию хозяину. Фёдор гладил кошку и чувствовал, как какая-то неведомая энергия распространяется по всему его телу.

Но у кошки был один недостаток, который раздражал, заставлял выходить из себя всех членов семьи. Анфиса любила точить когти о кресла, от чего обивка серела, покрывалась мелкими взлохмачен ными комочками. Чего только не делали, чтобы отучить её от этого любимого занятия, – ничего не помогало.

Шли годы. Обивка кресла становилась похожа на грязную облезлую бахрому. И все поняли, что так продолжаться не может.

После продолжительных колебаний на семейном совете, наконец, решили, что от кошки придётся избавиться.

…И вот настал тот самый день. Утром Фёдор проснулся с противным, разъедающим томлением в груди. Он встал и принялся одеваться. Но руки его никак не слушались, казалось, они действо -вали под какой-то тягучей тяжестью.

Одевшись кое-как, Фёдор посмотрел на спящую спокойным сном жену, глубоко вздохнул и вышел в коридор, тая надежду, что кошки может не оказаться дома.

А Анфиса, как обычно, сидела на табуретке и дремала. Фёдор несмело подошёл к кошке, трясущимися от волнения руками взял её и ласково проговорил: «Пойдём, Анфисочка, пойдём…»

Вдруг Фёдор почувствовал, как что-то больно сжалось в его груди. В его глазах блеснули слёзы, и он прошептал: «Нет, не могу…»

Он бережно опустил кошку на пол и дрожащим голосом ска-зал:

– Иди, Анфисочка, бегай.

Фёдор решил ещё немного полежать. Он вернулся к двери спальни, приоткрыл её и вновь увидел спящую супругу. И тут он, сморщившись, представил себе, что если сейчас не свершит заду -манное, то потом жена снова будет на него кричать.

Помешкав с минуту, Фёдор болезненно встряхнул головой, опрометью бросился на кухню к шкафчику, в котором стояла по -чатая бутылка водки, налил в стакан и залпом выпил. Затем он схватил кошку в охапку и, ничего не видя перед собой, побежал из дому прочь.

При этом воспоминании у деда Фёдора из глаз выкатились слёзы.

В комнату вошёл Анатолий. Он нагнулся над лежащим и взволнованно дышащим стариком и жалостливо спросил:

– Ты что, папа, плачешь? Прости, но я не думал, не хотел тебя обидеть. Просто понимаешь, папа, сердце радуется, когда поли -ровка блестит.