Мы в соц-сетях:

Проза
Тамара Мурунова

Где-то в одной из квартир

В эту квартиру Галина Фёдоровна переехала два года назад. Современный микрорайон, весь из стекла и бетона, с рвущимися ввысь многоэтажками… Когда она выходила на лоджию, ей становилось немного тоскливо от всего этого нагромождения домов, потому что, куда ни кинь взгляд, были одни камни и асфальт, и совсем не было зелени.

Галина Фёдоровна жила в однокомнатной квартире, светлой и очень просторной. Новый микрорайон тем и соблазнил её, что все квартиры здесь были улучшенной планировки, с большими кухнями, шестиметровыми лоджиями. К тому же был лифт, а Галине Фёдоровне, с её больным сердцем и постоянной одышкой, только на лифте и можно было подниматься на этажи.

Но, пожалуй, это было и всё, что её радовало на новом месте.

В остальном же переезд не принёс ей ничего хорошего – люди здесь жили уединённо, друг с другом не общались, и Галина Фёдоровна, не обладающая и сама общительным, инициативным характером, страдала от одиночества.

Хотя люди в доме жили, наверное, неплохие. Например, в подъезде она часто встречала высокого, худощавого мужчину приблизительно своего возраста. У него было умное, интеллигентное лицо с аккуратно подстриженными седыми волосами. При встрече он вежливо здоровался, а если вдруг случалось столкнуться в дверях, всегда пропускал её первой, как настоящий галантный кавалер. Встречала Галина Фёдоровна в подъезде и молодую пару, скорее всего, молодожёнов – ребят довольно симпатичных и весёлых, которые тоже всегда приветливо с ней здоровались. Но на своей лестничной площадке она никого не знала. Не знала, кто живёт этажом ниже её, кто – выше, и подчас, когда случался очередной сердечный приступ, Галина Фёдоровна с грустью думала, что в случае беды о ней, вероятнее всего, не скоро и спохватятся.

Впрочем, мысли эти были просто так – к своему состоянию она уже давно привыкла и свою раннюю инвалидность воспринимала почти спокойно. Она любила книги, много читала. Потом был телевизор со своими затяжными сериалами по всем каналам, старенький её друг – проигрыватель со множеством самых разных пластинок. Это тоже согревало её одиночество. Не хватало только людей, с которыми можно было бы попить чайку, поделиться мыслями о прочитанном, да и просто не спеша, от души, поговорить.

Правда, иногда звонили бывшие сослуживцы по работе, соседи по старой квартире, кто-нибудь из давних приятельниц вдруг вспоминал о её существовании, но случалось это всё реже и реже, в основном по каким-нибудь праздникам, и Галина Фёдоровна всё чаще и острее ощущала, что она стареет.

Особенно это чувствовалось по утрам, когда совсем не хотелось просыпаться, вставать, идти на кухню, ставить чайник, а потом в полном одиночестве завтракать.

Летом она разнообразила свой досуг тем, что долго и много гуляла по улицам. Или шла в ближайший скверик и часами сидела там, листая журналы и наслаждаясь теплом, солнцем, шелестом листвы над головой.

В сквер часто приходили молоденькие мамы со своими малышами, и на них тоже всегда приятно было смотреть.

Зимой было хуже. Почти постоянно серое небо, стелющаяся по асфальту змейкой позёмка. При одном взгляде из окна уже становилось зябко и неуютно, и, если бы не необходимость идти за хлебом, лекарствами, Галина Фёдоровна вообще бы не выходила на улицу.

Она и сегодня проснулась с большой неохотой. С неохотой поднялась с постели, с неохотой поплелась на кухню ставить чайник.

Последнее время Галина Фёдоровна постоянно чувствовала своё больное сердце. Оно не то чтобы очень болело – скорее, это была даже и не боль, а некое предчувствие, предощущение её. Всю левую сто рону груди будто заполнил огромный стеклянный сосуд, и приходилось очень осторожно двигаться, осторожно дышать, чтобы случайно не разбить его хрупких стенок и не натворить ещё большей беды.

Галина Фёдоровна была достаточно грамотной больной. Она прекрасно разбиралась во всех медикаментах, знала, какое лекарство надо класть под язык, а какое лучше разжёвывать или глотать целиком, запивая небольшим или, наоборот, большим количеством воды, сколько капель капать в маленькую рюмочку, которая всегда стояла на столике возле её кровати. И когда начинался очередной приступ, сразу брала себя в руки, стоически пережидая все его выкрутасы. Потому что понимала – ничего другого всё равно не придумать. Лучше или просто лежать, покорно распластавшись на постели и ждать, когда разбушевавшееся сердце, в конце концов, всё же успокоится, войдёт в привычный свой ритм, или неподвижно сидеть в кресле в том же покорном ожидании.

Раньше, когда болезнь только начиналась, Галина Фёдоровна вызывала «скорую» или участкового врача при каждом приступе. Тогда ей казалось, что доктора всё равно сумеют что-то сделать, как-то облегчить дыхание, устранить боль. Но потом, поднаторев, как она грустно шутила, Галина Фёдоровна поняла, что врачи тоже люди и тоже могут далеко не всё. И что самое разумное в ее ситуации – просто покориться неизбежному. Ибо если чему суждено случиться, то оно всё равно произойдёт. В назначенный тебе срок, час, хоть ты тысячи врачей призови, хоть тонну лекарства выпей. Ну, а если ещё не судьба, не время, как говорится, то и вовсе нечего панику разводить.

За окном хозяйничала зима. Галина Фёдоровна зажгла конфорку, поставила чайник и стала смотреть на улицу.

Мелкая позёмка белыми змейками стелилась по асфальту, закручиваясь порой на месте в настоящие снеговые спиральки. Смотрелось это почти красиво, но после недавней оттепели и вчерашнего мороза, превратившего даже крошечные лужицы в сплошной лёд, особо выходить на улицу не тянуло – вдруг поскользнёшься да ещё, чего доброго, и повредишь себе что-нибудь. Но идтитбыло нужно – вчера Галина Фёдоровна допила последние капли.

Вообще-то, как инвалид второй группы, она имела право на бесплатное получение медикаментов. Но отправляться в поликлинику, томиться там часами в очереди к врачу, чтобы получить необходимый рецепт на нужное лекарство, а потом ещё и отстоять за ним в очереди тоже чуть ли не час, а то и больше в специализированной аптеке, где эти самые рецепты и принимали, было настолько мучительно, что, поиздевавшись над собой так несколько раз, Галина Фёдоровна в конце концов просто отказалась от такой своей привилегии, решив покупать всё в обычной аптеке. Тем более что та была почти рядом – стоило только завернуть за угол соседнего дома.

Можно было, конечно, вызвать и врача на дом, чтобы та на месте выписала все необходимые для её больного сердца рецепты. Вначале Гали -на Фёдоровна так и делала, пытаясь как-то привлечь новую врачиху к «сотрудничеству» со всеми своими хворями.

Врачиха была женщиной немолодой и, наверное, давно уставшей от всех этих бесконечных хождений по домам, по этажам, квартирам, а может, даже и от самой жизни. Она и в комнату скорее вползла, чем вошла, и сразу, как куль, рухнула на диван, не потрудившись даже снять с себя плащ.

– На что жалуетесь? – произнесла, не глядя на пациентку, и полезла в сумку за какими-то бумажками.

А потом стала что-то писать в этих бумажках прямо на коленях, подложив под них какую-то книжечку, которую тоже вытащила из сумки.

– Что вам выписать? – спросила, наконец, перестав писать какие-то закорючки, и устало вздохнула.

– Вы врач, вам виднее, – занервничала Галина Фёдоровна, которой всё сразу не понравилось в этом посещении, и особенно последние слова.

В общем, всё получилось как-то не так – не так, как, наверное, должно бы быть между доктором и его больным. Врачиха потыкала фонендоскопом по груди Галины Фёдоровны, потом по спине и молча стала складывать свои бумаги обратно в сумку. А когда за ней захлопнулась входная дверь, Галине Фёдоровне даже захотелось плакать – называется, пообщалась с доктором. А ведь что обычно о врачах говорят? Что он лечит не столько лекарством, сколько словом. Сказал доброе, умное слово, и сразу как бы полегчало – и на душе повеселело, и боль потише стала.

Однако та с первого своего посещения повела себя равнодушно и даже с неким раздражением. В общем, от таких встреч, если не было острой необходимости, она решила отказаться. Вот если совсем скрутит, тогда уже некуда будет деваться.

Ниночка Петровна, участковый терапевт по прежней, старой квартире Галины Фёдоровны, это хорошо знала. Она умела и поговорить, и успокоить, и, главное, убедить, что не всё так уж и плохо, а будет и ещё лучше. Если, конечно, будут соблюдаться все её рекомендации, все советы, приниматься лекарства вовремя.

– Но самое главное для Вас – воспринимать всё без паники. Лекарства – лекарствами, а внутренний настрой – это как заведённый механизм. Как поставите его, так он и работать будет, без всяких сбоев.

И, правда, вроде сердце начинало трудиться спокойнее, ритмичнее.

Докторша и на прощание не только всяких хороших лекарств пона-выписывала Галине Фёдоровне, но и, как всегда, полезных советов и рекомендаций кучу надавала.

– Не забывайте время от времени делать и электрокардиограмму, и эхограмму, – просто даже как будто попросила её.

Первое время Галина Фёдоровна, и правда, ходила в поликлинику, записывалась за месяц вперёд то на одно обследование, то на другое, просиживая там по полдня, а то и больше, но потом и на это махнула рукой. Для чего вся эта канитель? Если бы сердце от этого начинало лучше работать, а то ведь только ещё больше уставало – пока до поликлиники доплетётся, пока обратно приползёт… Несколько дней потом отлёживаться нужно, приходить в себя.

А вот поход в аптеку ей доставлял даже удовольствие – женщины там работали приветливые, улыбчивые, и просто поговорить с ними, пообщаться – и то было приятно.

Особенно Галине Фёдоровне нравилась Светочка, совсем ещё девочка, только, наверное, недавно закончившая училище. У неё были такие симпатичные ямочки на щеках и такая щедрая улыбка, что лишь от одного вида милой провизорши поднималось настроение. Да и разговаривала девушка всегда приветливо и со знанием дела. Галина Фёдоровна теперь, прежде чем купить какую-то новинку, обязательно советовалась только с ней.

– Я рекламку прочитала про Тромбо Асс, как считаете, мне можно тоже этот препарат попробовать попить? Он, вроде, кровь разжижает, помогает работе сердца…

Или:

– Вот по телевизору все Капилар рекламируют, просто настоятельно советуют пить его всем сердечникам. Может, и мне купить коробочку?

– Да вы знаете, я, думаю, вреда не будет, – улыбнувшись, соглашалась Светлана.

Девушка и сегодня встретила Галину Фёдоровну своей открытой, щедрой улыбкой.

– Здравствуйте, – заговорила приветливо, как с доброй своей знакомой. – Опять закончились ваши капельки?

В аптеке в этот час на редкость было безлюдно – ну, может, человек пять-шесть что-то разглядывали в витринах, неспешно прогуливаясь по залу, читали беззвучно инструкции к лекарствам – тоже, наверное, решившись испробовать что-то новенькое и, судя по рекламам, многообещающее.

Раньше и Галина Фёдоровна не особо спешила покидать аптеку. Ей нравились и торжественная чистота уютного зала, и пестрота витрин, изобилующих всевозможными баночками, флакончиками, коробочками с пёстрыми наклейками и этикетками, от которых немного рябило в глазах. Да и сама атмосфера аптеки, где всё было чинно, немного даже торжественно и где все говорили спокойными и несколько приглушенными голосами, что тоже невольно подчёркивало, что здесь решаются серьёз -ные вопросы. Но сегодня ничего не радовало, ничего не интересовало.

Требовалось просто поскорее купить нужное лекарство, и всё.

Она даже не стала заводить привычные разговоры с провизоршами, а купила три флакончика своих капель, пару баночек Компливита и, расплатившись по льготной карточке, вышла из аптеки. На улице по-прежнему царила зима.

Галина Фёдоровна осторожно спустилась с крыльца, пошла потихо-нечку протоптанной тропиночкой через двор и вдруг почувствовало себя плохо. Сердце, словно бы обо что-то споткнувшись, учащённо заметалось в груди, застучало, отзываясь в висках тяжёлым гулом, и стало очень трудно дышать.

От неожиданности она даже остановилась, машинально схватившись за грудь.

Такое с ней случалось и раньше, и даже довольно часто, но приступы всегда настигали дома, в родных стенах, где всё было привычно и не так уж и страшно. Где под рукой была её неизменная маленькая рюмочка, её неизменный пузырёк с сердечными каплями. А тут вдруг случилось среди улицы, как бы на полпути и от дома, и от аптеки.

Сначала Галина Фёдоровна постояла в надежде, что боль, внезапно начавшись, так же внезапно и прекратится, мысленно и твёрдо приказав себе быть спокойной, не поддаваться панике. На какие-то доли секунды ей, и правда, показалось, что дышать стало чуть легче, но именно показалось и именно только на доли секунды. Потому что потом стало совсем нехорошо, и Галина Фёдоровна поняла, что надо поскорее добираться домой. Она пошла по тротуару, стараясь идти ближе к многоэтажкам, чтобы в случае чего опереться о стену дома и перевести дыхание. Посто -ять немножко, усмиряя слишком разбушевавшееся сердце.

Она шла осторожно и медленно, стараясь контролировать каждый свой шаг, каждое движение, опасаясь больше всего одного – лишь бы не упасть.

Перспектива оказаться валяющейся на дороге, среди спешащих по своим делам горожан… Да Боже упаси! Сочтут ещё, чего доброго, за пьянчужку

и не только сами пройдут мимо, но ещё и другого, более сердобольного прохожего приостановят – оно, мол, вам надо – с кем попало?

Позёмка по-прежнему закручивала свои снеговые спиральки, будто заигрывая с прохожими. Порывы ветра то подхватывали снежный дым с тротуаров, швыряя их, подобно снежкам, в лица прохожих, то разносил белым шлейфом по улице. Но иногда ветерок ослабевал, и тогда уже не спиральки, а снежные змейки стелились по дорожкам, слизывая, словно языком, следы от чьих-то недавно пробежавших здесь ботинок и сапожек.

А возле самого подъезда, когда до желанного крыльца оставались какие-то считанные шаги, случилось и вовсе неприятное – Галина Фёдоровна даже не поняла, как это произошло. Просто левая нога её вдруг поехала куда-то в сторону, поскользнувшись на присыпанном снежком льду. Саму её тоже резко потянуло назад, и, если бы не чьи-то сильные руки, подхватившие на лету падающее тело, она, конечно, не удержалась бы, со всего размаха растянувшись на скользкой дорожке.

– Ах, Боже мой! – только и смогла выдохнуть от испуга Галина Фёдо-ровна и оглянулась назад.

Перед ней стоял и участливо смотрел на неё тот самый импозантный немолодой мужчина, который всегда при встрече в подъезде вежливо здоровался с ней.

– Вы не ушиблись? – спросил он испуганно. И столько в его голосе было неподдельной тревоги, что Галина Фёдоровна засмущалась, забормотала что-то не совсем членораздельное и заторопилась в подъезд.

Правда, спаситель её и здесь оказался джентльменом, довольно ловко распахнув перед ней входную дверь. Проявил он себя, как настоящий мужчина и у лифта, дав Галине Фёдоровне возможность первой зайти в кабину.

– Вам ведь на четвёртый? – скорее уточнил, чем спросил он, приятно

улыбаясь, и, аккуратно закрыв за собой дверь, нажал на какую-то кноп ку на щитке.

– Да, спасибо, – тоже скорее выдохнула, чем ответила Галина Фёдоровна, чувствуя, как лифт дёрнулся под ногами и медленно поплыл вверх. И вместе с лифтом дёрнулось и забесилось как сумасшедшее опять её сердце, готовое вот-вот выскочить из грудной клетки. И стало совсем трудно дышать.

Наверное, на её лице что-то отразилось, может быть, оно побледнело, как бледнело всегда в такие неприятные моменты, потому что мужчина вдруг испугался:

– Вам плохо? – кинулся он растерянно к Галине Фёдоровне, чем, в свою очередь, смутил окончательно и её.

– Нет, нет, ничего, ничего, – прошептала она.

И потянула за шарф, пытаясь освободить горло, чтобы стало легче дышать. Расстегнула и пуговицу на воротнике пальто.

Но воздуха по-прежнему не хватало.

Остальное Галина Фёдоровна помнила уже как в тумане: как доставала из сумки ключ, как спаситель её открывал дверь, как он помог ей раздеться и лечь на диван, как вызвал «скорую» и те чуть ли не мгновенно примчались – две приятные женщины и довольно солидный мужчина, которые тут же засуетились возле неё. Ей сняли электрокардиограмму, понакололи кучу всяких уколов. А потом Галина Фёдоровна видела, как солидный доктор о чём-то серьёзным говорил с её нечаянным спасителем и тот понимающе что-то кивал в ответ на его слова и тоже, в свою очередь, о чём-то внимательно его расспрашивал.

Боль потихоньку отходила, выравнивался и ритм сердца, оно билось уже почти спокойно, и Галина Фёдоровна закрыла глаза, слушая эту почти забытую тишину в груди.

Вернее, сердце совершенно не было слышно, и дышалось тоже ровно и свободно, что было приятно. Галина Фёдоровна решила, что полежит ещё парочку минут или хотя бы минутку, вот так вот, тихо наслаждаясь… И незаметно для себя заснула.

Ей показалось, что она спала долго. Точнее, поначалу Галина Фёдоровна не сразу и поняла, что заснула, можно сказать, совсем ничего не поняла – где она, почему вдруг лежит на диване, укрытая пледом, и, главное, почему и откуда здесь мужчина, который сидел на кресле возле журнального столика и спокойно читал газету. А когда всё вспомнила, всё поняла, жутко застеснялась – Господи, средь белого дня, да ещё при постороннем человеке… И рванулась, чтобы встать с постели.

– Лежите, лежите, вам пока нельзя вставать, – всполошился сразу, вскочив с кресла, и её спаситель. Будто только и ждал этого момента, будто караулил.

Лежать при чужом человеке было неудобно и даже стыдно, но мужчина смотрел на неё с такой тревогой, что Галина Фёдоровна смутилась окончательно:

– Ой, да неудобно как-то. Вы уж меня простите, столько я вам хлопот доставила.

– Да о чём вы говорите, какие хлопоты. Главное, вы выздоравливайте, не болейте больше.

– Ну как не хлопоты, вон сколько времени потратили на меня. А вас, наверное, уже заждались дома, переживают уже, что так долго.

– Да не беспокойтесь, Васька у меня привык дома один быть.

– А Вася – это кто? Ваш сын, внук?

– Да нет, – рассмеялся мужчина. – Не внук и не сын, это мой кот.

– Кот? – удивлённо переспросила Галина Фёдоровна.

– Да, у меня знаете какой мудрёный кот? У, я вас с ним как-нибудь познакомлю, сами убедитесь.

И вдруг улыбнулся так широко, так доверчиво и открыто, как могут улыбаться только хорошие люди.

Оказалось, что у Николая Ивановича, как представился, наконец, Галине Фёдоровне её спаситель, и дети, и внуки живут совсем в другом городе. Зовут к себе, переживая, что он здесь совсем один…

– Но, знаете, как-то трудновато в таком возрасте что-то менять. Тут вот переехал из квартиры в квартиру – и то сложно привыкать…

– Да, вы правы, обживаться на новом месте в нашем возрасте не так

просто.

А потом Николай Иванович поил её чаем с пирожками, за которыми, как он выразился, сбегал к себе домой.

Пирожки были с капустой, жёлтенькие, как цыплята, и необыкновенно вкусные.И Галина Фёдоровна не удержалась от похвалы:

– Да вы просто кулинар, Николай Иванович!

– Да? Вам понравилось? – искренне обрадовался похвале тот. – Ну, я рад, очень рад. Могу поделиться рецептом, если пожелаете.

– Ну, а почему бы и нет? Я хоть и никудышная хозяйка, но всё же пирожки печь тоже умею, – пококетничала Галина Фёдоровна, неожиданно вдруг обнаружив за собой такое качество.

А зимний день потихонечку истончал себя, плавно переплывал в зимний вечер, за окном темнело, темнело и в комнате.

– Ну ладно, я смотрю, вам стало полегче, пора и мне честь знать, – засобирался домой Николай Иванович.

И Галина Фёдоровна, засмущавшись, что лежит, опять сделала попытку подняться:

– Я провожу вас…

Но гость опять решительно остановил её:

– Нет, нет, не надо меня провожать, я сам дверь закрою, не беспокойтесь. Доктора наказали покой и только покой, а докторов надо слушаться. Так что слушайтесь, я за вас поручился. А завтра непременно загляну, проверю, послушная вы или нет.

– Хорошо, хорошо, – заулыбалась в ответ Галина Фёдоровна. – Буду вас ждать.

Она послушала, как в прихожке, тихо скрипнула входная дверь, как щелкнул, закрываясь, замок, и, продолжая улыбаться, откинулась на подушку.

В доме напротив во многих окнах уже светились огни. Жёлтые прямоугольнички в густой синеве зимней ночи смотрелись так тепло и уютно, что у Галины Фёдоровны вдруг опять защемило сердце.

Она лежала в тишине своей квартиры, смотрела в тёмное окно дома напротив и думала о том, что огромная эта многоэтажка напоминает ей сейчас собой, вернее, своими светящимися окнами пчелиные соты или ячейки. И в каждой такой ячейке, за каждым окном живет чья-то душа… И, может, вот в эту самую минуту кому-то очень грустно и одиноко, а то и совсем-совсем плохо. Окна ведь только со стороны выглядят все одинаково. Светятся по-домашнему тепло и уютно, и, кажется, там живут только счастливые люди. Но сколько окон, столько и человеческих судеб, разных жизненных историй и не всегда, к сожалению, счастливых.

И ещё думала, что это очень плохо, что люди теперь мало общаются друг с другом, плохо, что позабивались все, как пчёлки, в свои квартиры, запрятались каждый в свою ячейку, тая от ближнего и одиночество своё, и тоску, и боль, стесняясь быть кому-то навязчивыми. И, главное, забывая о том, что рядом, может быть, даже за стеной, живёт точно такое же одиночество, точно такая же тоска и боль. И стоит лишь протянуть руку, постучать в соседнюю дверь, и тогда в мире на двух счастливых людей, возможно, станет больше.

Издание: Журнал «Луч Фомальгаута №10»
Размещено: 4 января 2013 г.

Если Вам понравился материал, отметье его:

Или поделитесь с друзьями в соц-сетях:

Комментарии (0)